Весьма интересен спор историков города Вильны о древнем ея гербе. Происхождение его следующее:
Жил-был в Литве богатырь, исполин (копия Алкида, Геркулеса), по имени Алцис, которому буквально было «море по колена» и к которому можно применить гиперболу Державина:
- «Ступит на горы — горы трещат,
Ляжет на море — бездны кипят.
Граду коснется — град упадает,
Башни рукою за облак бросает».
И действительно, он разрушал целые города, раздроблял камнями в щепы корабли, топтал ногами неприятельския армии, вырывал с корнями огромные деревья и разгуливал с ними, как с тросточками. В то же время он был и благодетельным великаном, отличался своим человеколюбием и справедливостью. Легенда говорит, что он встретил у подошвы одной горы страшное чудовище, Дидалиса, с которым вступил в бой, убил его и овладел громадными сокровищами, накопленными чудовищем в пещере этой горы. Киркор 1 («Древности». Вып. 2. Москва. 1867, стр. 21) говорит, будто этот баснословный богатырь случайно забрел в пещеру (?) Дидалиса; но забывает, что такой гигант, которому «море по колена», не поместился бы ни в какой пещере. Все добытыя Алцисом сокровища он отдал одному царьку за дочь его Яутериту, которая понравилась ему за свою богатырскую силу. Она была хотя и обыкновеннаго роста, но обладала такою силою, что, схватив быка за рога, перебрасывала его чрез себя, как мячик. Алцис страстно любил свою жену (не смотря на физическое различие?) и всегда носил ее на плечах; а она расчесывала ему волосы и бороду гребешком, величиною в крыло ветряной мельницы. Он вел бродячую жизнь и какия бы воды ни переходил, вода едва доходила ему до колен.
Должно быть легенда об этом сказочном богатыре была очень популярна в Литве, и особенно в Вильне, когда Гедимин пожаловал городу Вильне герб, с изображением Алциса. Вот что пишет об этом Киркор (l. c.):
«В 1330 году Гедимин дал городу Вильне герб. На этом гербе мы видим все признаки Алциса: в руке у него, вместо посоха, вырванное с корнем дерево; вода, на которой виден вблизи корабль, не доходит ему до колен. Сидящий на плечах ребенок не кто иной, как жена его. Такое изображение Алциса видим на печатях виленскаго магдебургскаго магистрата еще в XVI столетии. Вокруг этой печати имеется надпись: „Sigillum Civitas Vilnensis. Annus VII. Urbe condito institum", и внизу инициалы: MR, под крестом. С введением христианства, Алцис преобразился в Христофора, также изображаемаго несущим ребенка (т. е. Младенца Иисуса) на плечах, переходящим воду, с большим деревом в руке, вместо посоха. Впоследствии на гербе появился и крест. Это преобразование, оспариваемое некоторыми историками, не может нас удивлять, если вспомним, сколько подобных превращений, по необходимости, было допускаемо христианским духовенством в первое время по уничтожении язычества».
Нарбутт 2, в 1 части «Истории Литовскаго народа» на стр. 162, говорит:
«На древнем гербе города Вильны изображался св. Христофор (Christophorus — Христоносец). Трудно доискиваться, когда и кем был пожалован городу этот герб? (А Гедимин?). В виленских церквях не было ни алтаря, ни придела, ни даже праздника во имя итого святаго, для доказательства патроната его над городом. Такое безпричинное для нас помещение св. Христофора в виленском гербе наводит на мысль, не был ли в самом начале гербом города Вильны легендарный гигант Алцис, котораго потом христианский пуританизм заменил Христофором?»
На стр. 408 той же части Нарбутт возвращается к этому предмету следующими словами:
«Древний герб города Вильны. Это простое изображение Алциса, о котором говорили мы прежде. Гигант идет вброд через какую-то воду, подпираясь деревом и неся на плечах маленькую человеческую фигурку. Вокруг герба имеется надпись: „Sigillum Civit. Viln. Ann. VII. Urb. cond. inst.". Снизу инициалы MR и крест, без сомнения, относились к тому бургомистру (?), во время котораго была вырезана и приложена печать к имеющемуся у меня документу 1548 года. Документ этот, писанный по латыни, в праздник св. Лаврентия (in festo S. Laurentii) и подписанный членами виленской городской ратуши, есть грамота, дарующая прусскому подданному Августу Ротенбаху права гражданства города Вильны. Писана она на прекрасной, гладкой и толстой бумаге, тряпичнаго изделия; печать оттиснута на самой бумаге, тщательно, посредством пресса; надпись вокруг очень разборчива и ясно свидетельствует о времени учреждения (?) герба, т. е. в 1325 году, следовательно, во времена язычества. Это утверждает нас в предположении, что гигант Алцис, с течением времени, преобразован в Христофора».
Из этих цитат следует заключить, что ни Киркор, ни Нарбутт не знали о существовании придуманной, вероятно иезуитами, христианской легенды, пришитой на-скоро, белыми нитками, к легенде об Алцисе. Для придания большой вероятности существованию — не Алциса, а Христофора, даже имя Алциса заменено каким-то Оферусом, совсем не литовским, но вероятно происходящим от слова ofiara — жертва (если только не афера! ). Легенда эта появилась в сборнике Луциана Семеньскаго 3, под заглавием: «Предания и легенды польския, русския и литовския» („Podania i legendy polskie, russkie i litewskie". Познань. 1845). В сборнике этом мало старинных литовско-языческих преданий; большая же часть книги состоит из мистических разсказов христианскаго культа и даже не из очень отдаленных времен. Приводя легенду о Христофоре, ксендз Семеньский сам сознается, что она взята не из народнаго творчества, а навязана народу — и вот что говорит на стр. 27:
«Хотя предание (?) это и не есть плодом воображения нашего народа, не менее того, однакоже, оно сделалось его собственностью (?), вместе с другими легендами, которыя в средних веках перешли к нам из Неметчины. Оно сделалось популярным в народе (?), точно так же, как и статуи св. Христофора, которыя встречаются на домах в Кракове, Казимерже и др. Есть даже старая песня о Христофоре, которую приводит Лелевель 4. В средних веках жило поверье, что каждый, кто видел изображение св. Христофора, сподобится мирной кончины. Отсюда возникла и латинская пословица:
„Christophorum videas, postea tutus cas".
Легенда гласит так:
Давно, очень давно когда-то был на свете известный великан, по имени Оферус (по-польски Oferusz). Это был человек такого огромнаго роста, что в большом пальце своей рукавицы устроил свадьбу сестры; а когда умерла его мать, то он, желая насыпать над нею могильный курган, набрал в свой сапог земли и высыпал ее над телом матери, отчего образовалась гора до самых облаков; на том же месте, где гигант брал землю, сделалась пропасть на столько миль глубины, на сколько вновь насыпанная гора имела вышины. Над этою пропастью сел Оферус и начал горько оплакивать мать; слезы его стекли в бездну и образовали собою море. От того морская вода солона и горька. Потом Оферус пошел путешествовать, с тем, чтобы отыскать самаго сильнаго и могущественнаго человека на свете и поступить к нему на службу. Вот ему и посоветовали, чтоб он шел к одному известному царю, который не знал никого выше себя и в жизни своей не был знаком со страхом.
Прибыв к нему, Оферус встретил весьма радушный прием и был при царе самым доверенным лицом. Он предполагал остаться при нем всю жизнь; но однажды случилось, что один из служителей произнес слово чорт в присутствии царя, который при этом перекрестился.
— Что ты делаешь? спросил царя великан, бывший еще язычником, не понимавшим христианских обычаев.
— Крещусь, потому что боюсь чорта.
— Боишься? Значит ты слабее его и есть кто-то посильнее тебя! В таком случае, прощай! Пойду искать его.
С этим Оферус ушел в пустыню, где встретил целый легион черных рыцарей, с рогами на головах и с когтями на руках, в которых держали трезубцы. В средине между ними сидел самый черный и самый страшный голова их, на троне из людских черепов и костей.
— Оферус! заревел он: кого ищешь?
— Ищу чорта, чтоб служить у него.
— Я сам чорт и есть, рявкнул бес и протянул к нему руку.
Оферус начал служить усердно чорту, не отставал от него и был правою его рукою.
Случилось, что черти предприняли какую-то экспедицию и отправились в нее целым стадом. Дойдя до перекрестка, черти увидали на нем распятие — и поворотили назад.
— Что это значит? спросил Оферус.
— То, что я боюсь Христа! ответил набольший чорт.
— Боишься? Значит ты слабее его и есть кто-то посильнее тебя! В таком случае, прощай! Пойду искать его.
Разставшись с чертями, великан пошел опять бродить по пустыне.
— Где Христос? спросил он у встретившагося ему пустынника.
— Везде, «яко везде сый»! отвечал пустынник.
— Скажи же, как я могу служить ему?
— Молись и трудись, тогда обрящешь Христа.
— Молиться я не умею, а трудиться готов. Скажи, что делать мне!
Пустынник привел его к реке, низвергающейся с горы.
— Чрез эту реку — сказал он — никто переправиться не может и тонет на средине ея. Тебе Бог дал силу и великий рост. Переноси путешественников на другую сторону. Ежели будешь делать это во имя Христа, Он примет тебя в число слуг своих.
— Буду делать это, Христовой любви ради.
И исполин начал день и ночь переносить на себе путников на другую сторону реки, подпираясь сосною, которую вырвал с корнем.
Однажды он, утомленный дневными трудами, крепко уснул. Вдруг, слышит детский голос, трижды произносящий его имя. Великан вскочил и, увидя пред собою ребенка, вскинул его к себе на плечи и вошел в воду. Вдруг вода начала бурлить и подниматься. Оферус в первый раз в жизни почувствовал тяжесть, под которою начал изгибаться и сердце его переполнилось неизвестным ему дотоле страхом. Он поднял глаза вверх и спросил:
— Дитя, дитя! Почему ты такое тяжелое? Мне кажется, будто я целый свет несу на своих плечах.
— Ты не ошибаешься! отвечало дитя: не только целый свет, но и того, кто создал его. Я Христос, которому ты служишь. Крещаю тебя, во имя Отца, мое и Святаго Духа! Отныне ты будешь называться Христо-фором, пестуном (?... всего только перевозчиком!) Христовым!
С тех пор Христофор стал ходить по свету и распространять учение Христово, за что язычники и побили его камнями (!?).
Вот что называется соблюсти все интересы! И великан с сосною сохранен, и объяснено, кто была человеческая фигура на его плечах. Только зачем понадобилось автору преображать Христа в младенца, когда дело происходило уже во времена христианства и появления распятий на перекрестках и когда на плечах великана и взрослый человек казался бы ребенком — это его тайна. Тут автор в прямом выигрыше: уничтожая сказочнаго, никогда не существовавшаго Алциса, он создает Оферуса и заставляет верить, что он был лицом не мифическим, но живым, настоящим и следовательно могущим устраивать свадьбы в пальце своей рукавицы и в одном сапоге переносить подоблачныя горы. Спрашивается только: каким же образом язычники ухитрились побить камнями такого гиганта, который одним сапогом земли мог самих их засыпать целые десятки тысяч?...
Значит, для фанатизирования народа не всегда нужен здравый смысл!
Но М. Балинский 5 («История г. Вильны». Вильна. 1836) категорически отвергает существование герба с изображением Алциса и в ч. II, на стр. 98, говорит:
«Город Вильна с давних пор имел герб с св. Христофором (?) на красном поле. В привиллегии Сигизмунда-Августа, данной городу Вильне в 1548 году, между прочим, говорится:
„In publicis vero Officii civilis negotiis et actis, utentur sigillo, Civitatis usitato, Sancti Christophori imaginem continente, caera vero rubea, more primariarum in Regno Poloniae civitatum".
«Эти слова привиллегии подвергают сомнению существование той поганской печати с гербом города Вильны, о которой читали мы в № 4 «Виленскаго Курьера» за 1834 год, на стр. 24. Мы простили бы авторам ея надпись вокруг герба, в которой правописание и латинская грамматика сильно пострадали (sigilum. Civitas Vilensis. Anno VII. Urbe Condito. Institutum)", хотя во времена Cигизмунда-Августа 6, когда в Литве и Польше латинский язык был известен в совершенстве, легко было исправить надпись, вырезанную язычниками (?); но не можем простить набожным виленцам того, что в 1548 году — как доказывает автор статьи о печати города Вильны — имея в гербе своем Христофора, о котором Сигизмунд-Август, в только-что приведенной привиллегии, выражается так ясно — отважились употребить печать с изображением Алциса, для приложения к документу. По какой именно причине, понять невозможно. Заметим еще, что в 1548 году, когда был выдан от города Вильны акт с упомянутою печатью и с подписью виленскаго войта, таковым был Феликс Лангура, родом краковянин фанатический католик, который никогда не употребил бы поганской печати. Также и буквы MR не составляли бы инициалов его имени и фамилии и помещенный при них крест был бы не совместим с языческим Алцисом. Словом, герб города Вильны в 1548 году был не иной, как образ св. Христофора, в красном поле. Откуда же он почерпнул, свое начало, быть может когда-нибудь выяснится».
Что же это значит? Балинский как будто также ничего не знает о легенде об Оферусе, которая, очевидно, сочинена для того, чтоб уверить новых христиан, будто в виленском гербе фигурирует не Алцис, а св. Христофор. Почему Балинский полагает, что вопрос о происхождении герба «когда нибудь выяснится», если означенною легендою он разрешается так просто? Одно из двух: или Балинский умышленно умалчивает о ней, или действительно не знал о ея существовании? Если умалчивает, то с какою целью? А если не знал даже и он, то откуда же она известна одному Семеньскому? Уж не сам ли он сочинил ее?
Впрочем, Балинский должен был так говорить. Как иезуит, он остался верен себе: водит нарочно окольными путями читателя, чтоб отдалить его от истины. Он умышленно обходит то обстоятельство, что герб получил начало свое не в 1548 году, а слишком 200 лет раньше, в 1325 или 1330 году, когда литовцы не знали еще латинскаго языка, а следовательно, не имели ни возможности, ни надобности делать вокруг своей печати надписи, которую так критикует Балинский, и еще менее изображать на ней крест. Без сомнения, первоначальная печать, с изображением Алциса, не имела никакой надписи и таковая сделана только во времена христианства, с добавлением вензелеваго имени Пресвятой Девы Марии, т. е. связанных между собою букв М и R и украшенных сверху крестом, как употребляется этот вензель доныне, причем самое изображение печати оставлено без малейшаго изменения и только Алцис переименован в Христофора. Это отнюдь не догадка, а прямой факт, потому что св. Христофор ни в древности, ни в новейшее время не считался покровителем (патроном) Вильны, но таковыми были, вначале (по свидетельству орденскаго посла к Витольду 7, в 1397 году, графа Кибурга 8 св. Николай Мир-Ликийский, а потом Казимир; Христофор же не имел здесь во имя свое ни храма, ни алтаря, ни празднества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Адам Киркор (1831 — 1895), литератор, издатель и редактор, исследователь литовских древностей. К тексту
2 Нарбутт Теодор (Феодор Ефимович Нарбут, Teodoras Narbutas; 1784 — 1864) — военный инженер, историк, исследователь литовской мифологии; автор 9-томной «Истории литовского народа» на польском языке („Dzieje starożytne narodu litewskiego…", Wilno, 1835 — 1841). К тексту
3 Семеньский Люцьян (1807 — 1877) — польский поэт, писатель, литературный критик, участник восстания 1831 г.; работал во Львове, в 1838—1843 гг. в эмиграции в Страсбуре, участник славянского съезда в Кракове (1848), профессор Ягеллонского университета в Кракове (1849 — 1850), редактор газеты „Czas" (1848 — 1849, затем соредактор). К тексту
4 Лелевель Иоахим (1786 — 1861) — польский историк, общественный и политический деятель; профессор Виленского университета (1815 — 1818; 1821 — 1824). К тексту
5 Балинский Михал (1794 — 1864) — польский историк и публицист, воспитанник Виленского университета (закончил в 1818 г.), сотрудник журнала „Dziennik Wileński" (1816 — 1822, 1820 — 1830), вместе с И. Лелевелем основал журнал „Tygodnik Wileński" (1818), член общества шубравцев («негодников», «бездельников») и сотрудник сатирического издания шубравцев „Wiadomości Brukowe". К тексту
6 Сигизмунд II Август (1520 — 1572), великий князь литовский (с 1529), король польский с 1548, глава Речи Посполитой Обоих Народов (с 1569). К тексту
7 Витольд, Витовт (Витаутас, 1350 — 1430), великий князь литовский (с 1392), сын Кейстута, двоюродный брат Ягайло. К тексту
8 Кибург, граф Конрад — тевтонский рыцарь, начальник орденских госпиталей; посольство к великому князю литовскому Витовту, по-видимому, имело целью воспрепятствовать соединению Литвы с Польшей и привлечь Витовта к союзу с орденом; дневник своего путешествия и пребывания в Вильне, содержащий сведения для характеристики быта того времени был издан в польском переводе Т. Нарбутом в его „Pomniejsze pisma historyczne, szczególnie do historyi Litwy odnoszące się" (Wilno, 1856; русский перевод М. Смирнова см. его «Ягелло-Яков-Владислав», Одесса, 1868). К тексту
Первая публикация: Древний город города Вильна. Историческое исследование Теобальда (5-й отрывок из «Литовской мифологии») // Виленский вестник. 1888. № 118, 4 июня. С. 2. Публикуется по изданию: Литовско-языческие очерки. Историческия изследования Теобальда. Вильна: Типография п. ф. О. Завадскаго, Замк. п. № 149. 1890. С. 146 — 156.
|